Они молчат – это достаточная похвала.

Горенций. «Евнух».

Омела (Viscum) – вечнозеленое растение-полупаразит. Омелы укореняются высоко в ветвях деревьев, где разрастаются в кусты шарообразной формы. Влагу и питательные вещества омелы берут изнутри дерева, глубоко запуская свои корни под кору «хозяина». Дерево погибает.

…Львовский поезд, преодолевая метель, тащился по равнине. Черные сучья кустарников, залубеневшие ветви дубов и яблонь – вот и все, что противостояло пурге.

На деревьях висели странные ярко-зеленые шары идеальной формы. Они останавливали взгляд, притягивали его среди вьюги.

Их было много. И чем дальше поезд втягивался в галицийские просторы, тем больше становилось этих странных, причудливых и таких жизнерадостных растений.

- Да, красиво, – ответила мне соседка, медик из Киева. – Но отец говорил, что дерево нужно рубить сразу, как эта зараза завелась. Во-первых, все равно погибнет, во-вторых, соседние надо спасать…

Львов поражает. Четырехэтажные дома, построенные в позапрошлом веке, с огромными окнами-витринами бельэтажей, с уютными мансардами под скатами черепичных крыш, где только богеме и селиться, с замками, костелами и фортами крепостей – словно Париж перенесли во вьюжные поля и пересыпали белой крупой.

Какая красота, Господи! Ка…

- Какое там, русские – это не славяне! – скрипучий голос Юрия Антоняка, председателя львовского областного отделения Центра национального возрождения имени Степана Бандеры, привел меня в чувство.

Словно рассыпались башенки, улетели флюгеры, растаяли фасады.

- И уж точно – не арийцы, – добавил Антоняк.

Слепцы

Мы сидим в уютном и теплом баре гостиницы «Днестр». Злая метель беснуется, ломится в огромные окна, полдень, но сумрак и марево одолевают город. Приглушенные голоса и музыка тонут в коврах и пространствах, позвякивании ложечек, сипении кофеварки – как страшно оказаться в этакую погоду в поле одному!

- Как я отношусь к памятнику ветеранам СС во Львове? – Антоняк смотрит на меня сквозь очки. – Да положительно, конечно! Это были настоящие патриоты и прекрасные люди! Все, все ветераны этих подразделений, и мои родственники, и не мои – все они очень хорошие люди, порядочные, добрые, и великолепные солдаты – с выправкой и выучкой, лучше солдат не встречал…

Глаза его, слегка навыкате, царапают мне душу, фокусируясь сквозь стекла, и ловят, ловят ее цепкими зазубринами пристального взгляда.

- Но позвольте… УПА (Украинская повстанческая армия), ОУН (Организация украинских националистов. – И. В.), бандеровцы воевали против немцев – как вы утверждаете. А эсэсовцы дивизии «Галичина» - на стороне Гитлера. Вы здесь не видите никакого противоречия?

- Бандеровцы всегда были против участия украинцев в этих соединениях. Но когда сцепились два таких монстра – СССР и Германия, – что оставалось делать украинцам? Если мы сначала поверили Гитлеру, а потом оказалось, что его политика такая же антиукраинская, как и русская?

- И боестолкновений между такими разными патриотами, как УПА и СС, не было?

- Нет. Наши хлопцы специально поступали в СС, чтобы выучиться и завладеть оружием, а потом перебегали в УПА…

Я не стал его спрашивать, скольких они при этом убили, учась. Какой смысл было спрашивать? Убивали-то они красноармейцев да словацких и югославских партизан. Впрочем, не только. Совсем не только.

Из архива дивизии СС «Галичина» (14-я СС-добровольческая гренадерская дивизия (Галицкая №1), отчет о действиях боевой группы 4-го полка в начале февраля 1944 г. в районе Гуты-Пеняцкой близ Золочева на Львовщине:

«В бою с партизанами участвовал 1-й батальон 4-го полка. Ранено от 8 до 12 наших СС-манов. Села Гута-Пеняцкая и Беняки сожжены и усмирены».

(Погибли более 800 польских крестьян и партизан. – И. В.)

О действиях в те же числа в Тернополе: «Когда немцы и наши СС-маны отбили занятую у большевиков часть города, тогда наши согнали всех поляков в костел и там истребили».

Из действий дивизии СС «Галичина» в июне 1944 года:

Уничтожено в г. Львов более 1500 мирных граждан.

Уничтожено в г. Олеско около 300 жителей, городок стерт с лица земли.

…Ррраз. Ррраз. Ррраз-два-три. Левой! Левой! Левой! Раз! Ррраз!

Сапоги грохочут по брусчатке львовских мостовых. Когда по асфальту, или чернозему, или по пыли сельских шляхов – звук совсем иной, не такой раскатистый.

Ррраз!

Колонны нескончаемы. Немцы объявили запись добровольцев в 1-ю украинскую дивизию СС. Нужно было тринадцать тысяч человек. Пришли восемьдесят три. Тысячи.

Взяли семнадцать тысяч. Но не пропали и остальные, о чем так не любят вспоминать сегодня украинские наци. Из остальных сформировали 5, 6, 7 и 8-й полицейские полки и кучу батальонов СС. То есть это уже больше двух дивизий СС. Количество же «охранных рот» и «шуцманов» - членов вспомогательной полиции – вообще не поддается учету.

«Галичина» была наголову разбита советскими войсками в первом же бою под Бродами и, переформированная, отправилась воевать с югославскими и словацкими партизанами.

Об этих же подразделениях СС, не вошедших в «Галичину», на Украине молчат. Ибо что хорошего можно сказать о карателях? Например, тех самых, что подавляли Варшавское восстание?

У них были славные наставники – бригада СС Дирливангера, состоявшая из уголовников, да дивизия СС РОНА, сплошь из предателей – граждан СССР, чей командир Каминский за зверства своих подчиненных был немцами там же, в Варшаве, и расстрелян.

Странно… Это что же нужно было творить, чтобы к стенке поставили? Ведь Гитлер распорядился население польской столицы УНИЧТОЖИТЬ.

А-а-а… Бойцы Каминского начали насиловать немок из Красного Креста. Попутались либо вконец охамели – полячек им мало…

Антоняк замолчал. Как будто глуше стала метель, притихли ведьмы, перестали скрипеть флюгера. И в хрупкой тишине раздался голос из угла:

- Я хочу, чтобы поляк при встрече убил украинца, и наоборот, чтобы украинец убил поляка. Если же к этому еще застрелят и еврея – это будет то, что нам нужно.

Не узнали? Это же Кох, Эрих Кох, рейхскомиссар Украины…

В моем номере висела репродукция Питера Брейгеля. «Слепцы». Помните? Бредущие в никуда из ниоткуда, в лохмотьях, сквозь метель…

Трава распятья

…Французы называют омелу «травой распятья» - якобы ствол дерева, из которого изготовили крест, сплошь был покрыт шарами травы-убийцы и травы-спасительницы. Ибо из омелы готовят лекарства против сотен болезней. Включая рак и паралич.

- Нет, батальон абвера «Нахтигаль», сформированный из украинцев еще до вступления вермахта на земли… на территории СССР, включая захваченные им в 1939 году, никакого участия в львовском погроме не принимал. Его командир, мой отец Роман Шухевич запретил подобные акции своим бойцам…

Юрий Шухевич много курит. Квартира на первом этаже улицы, носящей один из боевых псевдонимов его отца – Генерала Тараса Чупринки. Юрий Романович провел в советских лагерях сорок лет, сев пятнадцатилетним.

Он слеп. Но меня предупреждали, что он плохо, но видит.

И сын, и убитый в 1950 году отец сегодня – национальные герои Украины. Звезды героев дал им Ющенко. Президент Ющенко. Тот самый, что заявляет, что гордится своим отцом – советским офицером, и тут же – что национальными ориентирами украинцам должны служить Шухевич-старший и Бандера.

Я не хочу называть это двоедушие шизофренией. Хотя бы потому, что эта двойственность вообще свойственна многим, многим на Западной Украине. Ибо невозможно считать одновременно патриотами и эсэсовцев, и партизан. Но – считают же!

- Да, так получилось, что Гитлер нам оказался ближе… - Шухевич глубоко затягивается. Длинные узловатые пальцы комкают пачку.

Он умен и начитан. Он – сильный человек. Кто виноват в его изломанной жизни? Сорок лет лагерей, и это при том, что сын за отца не ответчик…

- Вы знаете, - поворачивается он ко мне, - при всем том, что мы русских считаем иными, и не арийцами, а себя – европейцами…

Он замолкает. И вдруг:

- Мы могли бы… Я знаю, я верю. Мы могли бы быть в союзе с вами. Но Россия должна отказаться от великоимперской своей политики, и мы будем вместе. Так.

Я молчу. Дым стелется по бедно обставленной комнате. Я не ожидал услышать такое от человека, считающегося врагом. Сорок лет лагерей!

Шухевич улыбается:

- Говорят, многие долго сидевшие славятся отменным здоровьем… Курите, курите на здоровье!

И я не знаю, что думать. То ли этот человек, так и не сломленный зоной, действительно ближе нам, чем принято думать, – а он сегодня жупел у западенцев, он безусловный герой и пример для подражания у них, - либо, как человек умный, он видит, что Запад, на который здесь ставили в сложной игре с Россией, как и тогда, в сороковых, опять их кинул.

И больше в мире они, западенцы, не нужны никому. Они – вековая разменная карта в колоде, может, и козырь, но некрупный. А игроки – мощные да ушлые, тертые, с тузами в рукавах, с джокерами под мышками – Запад да Восток…

Здесь, на Западной Украине, очень рассчитывали, что Германия втащит их в ЕЭС, а НАТО раскроет свой ядерный зонтик над этими землями, так густо пропитанными кровью – в веках, в тысячелетиях… Но Запад, лицемерный и подлый - сколько еще будут надеяться на него и так жестоко ошибаться эти люди, которых иначе чем быдлом «европейцы» из Польши, Германии и Австро-Венгрии и не считали, - опять обманул…

Меркель, Ангелу Меркель здесь многие теперь ненавидят. Обещала, да не дала. Пидманула, пидвела.

- Как вы думаете, - сквозь дым спрашиваю я, - где пройдет линия разлома, если Украина распадется?

- Я этого не хочу и своей стране не желаю… - Шухевич напряжен.

- Но вы же не будете отрицать, что настроения здесь, в Галиции, совершенно отличаются от мнения людей в южных и восточных областях…

- По Збручу, - выдавливает он. – По границам 1939 года…

Ведьмина метла

Одно из названий травы омелы – «ведьмина метла» или «ведьмино гнездо». Причина в том, что сладкие ягоды привлекают детей, а сок этих ягод – яд, дети болеют и им делают промывание желудка.

«Ведьмина метла» - важнейшая составляющая языческих обрядов, соку этих ягод придается мистическая, мало с чем сравнимая сила.

- Погромы здесь, во Львове, начались за сутки до вступления немцев, – Ада Дианова, руководитель местного благотворительного еврейского фонда, тщательно подбирает слова. – Поймите, я не хочу взорвать то хрупкое спокойствие, которое установилось сейчас во взаимоотношениях евреев, поляков, украинцев и русских… Да, слишком, слишком хрупкое…

- Как это выглядит на практике?

- Ну… Нам украинцы заявляют: «Мало того, что вы – евреи, так вы еще и по-русски говорите?!» Но что делать? Ведь так в веках сложилось, что родной язык для местных евреев – русский…

Перед войной Львов был городом польским и еврейским. Поляков – большинство, евреев – треть, украинцев – шесть процентов.

- Причина антисемитизма в том, - уверял меня Антоняк, - что традиционно евреи занимали все важнейшие посты в экономике, в торговле. Украинцам ничего не доставалось.

- Уж очень они отличались от нас… - после раздумья изрек Шухевич.

- Но погрома в 1941 году не было! – хором добавили они. – Это все немцы…

- Так вот, – продолжает Дианова, - когда русские пришли в 1939-м, их встречали хлебом-солью. А провожали через два года выстрелами в спину. Перед уходом НКВД в здешних тюрьмах зверски казнили, замучили тысячи человек. Многие были неузнаваемы… Вот на евреев вину за это изуверство и свалили.

- Конечно, евреи ждали Красную Армию, они ведь знали о репрессиях гитлеровцев. – Шухевич закуривает очередную сигарету.

- Многие евреи не ушли с русскими, - говорит Дианова. – Им казалось, что страшнее, чем было при НКВД, быть не может.

Она замолкает.

- Оказалось, может…

- Вот, - продолжает она, - местное население и убило несколько тысяч евреев в конце июля – начале августа 1941-го…

- Но ведь была вырезана и польская профессура университета…

(Для справки: Львовский университет считается вторым по возрасту в Европе.)

- Ну да… И что?

Действительно, ничего… Я вспоминаю, что с приходом Красной Армии преподавание в университете было в приказном порядке переведено с польского на украинский. Профессура же этому сопротивлялась. Новая власть недолго заигрывала с местными. Пошли аресты, расстрелы, лагеря. А на место войск, состоявших из европейских народов, ввели подразделения, укомплектованные солдатами из Средней Азии. Шок от столкновения культур оказался непереносимым для чинной и благовоспитанной львовской публики.

Кому теперь здесь объяснишь, что это – не русский народ? Что если из подвалов львовского «большого дома» Сибирь было только видать, как горько здесь шутят до сих пор, то из Москвы – вообще рукой подать?

- Поймите, - в упор смотрит на меня Дианова. – Никогда, никогда евреи не обвиняли в происшедшем весь украинский народ. Наоборот, сто с лишним человек во Львовской области признано «праведниками мира» - это те, кто укрывал евреев, а ведь укрывательство каралось смертью… И в первую очередь укрывали священники. И главный праведник – это греко-католический митрополит Андрей Шептицкий. Он очень, очень многих детей спас, и в том числе детей последнего раввина, убитого в этом погроме…

- Это айнзацкоманды, это немецкие каратели убивали! – Антоняк стоит на своем.

Я же вспоминаю рапорты офицеров вермахта, пытавшихся помешать резне.

Может, не все немцы – наверняка не все – были антисемитами. Достаточно сказать, что в вермахте служило от ста до двухсот тысяч евреев. Но есть и еще одна причина этим попыткам помешать, есть, и она – в немецкой привычке к порядку.

Орднунг! Орднунг! Яволь?

Да. Полевые части, занимая города, не трогали, как правило, никого. Затем вступали СС и гестапо. Евреев регистрировали, собирали в гетто и…

- Из 130 тысяч евреев уцелело за войну человек триста, - устало смотрит на меня Дианова. – Те, кого не приютили в семьях, кто не добрался до партизан, прятались в канализации. А Львов – единственный город, где одновременно было и гетто, и концлагерь…

Красная-красная башня на горе в центре города, равелин, так понравившийся мне, – это был лагерь… Там, в этих средневековых казематах, погибло сто двадцать тысяч красноармейцев.

- Все, все ложь! – горячится Антоняк. – Евреи служили в бандеровцах. Немногие – в боевых подразделениях. В основном – врачами.

Да, было. Их выручали из лагерей как специалистов.

Ну, и что?

Ничего…

Разве что вот это… Нет, не то, что депутат Верховной рады А. Шкиль внес на рассмотрение проект закона «О признании воюющей стороной во Второй мировой войне Украинской повстанческой армии и Организации украинских националистов».

Другое. Вот это. Из заявления депутата Ровенского горсовета В. Шкуратюка:

«Я горжусь тем фактом, что среди 1500 карателей в Бабьем Яру было 1200 полицаев из ОУН и только 300 немцев».

Метель, метель… Потом – оттепель, мокрый снег, забивает глотку, трудно дышать.

Что за напасть такая?

Трава примирения

Воины, если встречались, сталкивались под деревом, которое увила омела, по законам Древнего Рима обязаны были сложить оружие до вечера.

Ну, а по ночам не сражались…

- Да, могут, могут… И окна в Русском центре побить, и краской облить, и на заборе намалевать гнусность типа «Смерть москалям»… - Председатель Конгресса русских общин Западной Украины Анатолий Бобришов хмур и сосредоточен. – По-русски заговоришь, обязательно энтузиаст найдется – мол, почему здесь живешь, а по-нашенски не размовляешь? А каково пожилым людям? В СССР все говорили по-русски…

- Но основное воздействие – политическое, – продолжает он. – Закрывают русские школы. Русскому пройти во власть невозможно, даже если изберут. Уже были случаи – человека избирают, а остальные депутаты не подтверждают его мандат. Дескать, хватит нам москалей…

- Как так? – переспрашивает он. – Да вот уж так… А как это юридически возможно – это вы у них спросите…

- Но может быть, с языком мы сами перебарщиваем? – спрашиваю я. - Прекрасно помню, как в перестройку прибалты-русские мне заявляли: «Да чтоб мы язык этой чухны учили? Да уж лучше в Даугаву броситься…» Учим же мы французский, например, живя во Франции?

- А я не считаю, что русские - национальное меньшинство. Да и по-любому, нас во Львове – тридцать процентов. А государственный язык – украинский. Никакую бумажку не примут, по-русски написанную. Почему в Финляндии, где шведов всего восемь процентов, два государственных языка? Почему?

- Нужно учитывать менталитет местного человека, - продолжает он. – Кто такие западенцы? Они то под поляками, которых ненавидели, то под Австро-Венгрией. То один язык главный, то другой. Несогласных попросту убивали. Оставались тихие, неспособные на бунт. Вот они и привыкли думать одно, говорить другое, а делать, соответственно, третье. Их, местное, в основном – крестьянское население, господа с Запада держали за быдло и иначе как холопами не величали. Никакой и никогда своей государственности, всегда – ярмо. Ну, вот пружина и распрямляется. И мы попадаем под действие этой силы…

Степан Бандера:

«Наша власть должна быть страшной. Рекомендуется уничтожать всех, кто будет оказывать сопротивление режиму, уничтожать главным образом интеллигенцию, которую не следует допускать в правительственные органы, и вообще – делать невозможной ее подготовку. Евреев изолировать, изгнать из учреждений, тем более – москалей и поляков. Руководителями могут быть только украинцы. На украинской земле может быть разрешена лишь пресса националистического характера».

ОУН-УПА: Сторiнки iсторii.1990, с.8.

Что ж, он прав. До конца XIX века западные украинцы называли себя русскими либо русинами. Но триста лет западной пропаганды, что они – особый, отличный от русских народ, наконец, принесли свои горькие плоды…

- Им вдалбливали, что они – европейцы, отдельный народ, чтобы не допустить единения всех украинцев, и больше того – слияния с русскими. И резали несогласных…

Пробки. Пробки во Львове – не московские, но от того не легче. Здесь не рвут друг друга озверевшие водители, но и улыбчивость в машинах, застрявших на заметенных улицах, взрывоопасна.

- Який такий Дудаев? – удивляется таксист, когда я спрашиваю, в честь какого это героя так названа улица. – Немаэ во Львиве того чоловика…

- Звиняйте, но под запись говорить буду только по-украински, - улыбается мне Василь Павлюк, функционер из партии «Свобода» и депутат горсовета.

«Свобода» - партия, которую мне рекомендовали как умеренно-националистическую, в отличие от, например, бандеровцев. Более того, «Свобода» - это очевидное будущее западных областей, число их сторонников растет.

Вот только бандеровцы со мной на «клятой собачьей москальской мове» размовляли без напряга, а «умеренный» Павлюк – тильки на ридной.

- Та вы ведь усе розумиите? – спросил он меня.

- Вы поймите, - объяснят мне потом, - ему все равно, что подумают московские читатели. Его избиратели – здесь…

Что ж, перевожу. Мне не тяжело.

- Партия «Свобода» добивается справедливого процентного соотношения национальностей во власти, - как по писаному начал Павлюк. - Украинцев – большинство, следовательно…

Стоп. Где-то это я уже слышал. А-а-а, общество «Память» и баркашовцы из РНЕ. Только у нас их никто «умеренными» не обзывает…

- Были погромы русских школ и обществ? – спрашиваю я его. – Факельные шествия были?

- Погромов – нема. А то, что молодежь костюмированные шествия с факелами устраивала – так то ж… В память исторических лиц, персонажей.

- Каких же это?

- Та… Разных. Усих. Ну, в том числе и Шухевича с Бандерой…

В «Венской кавярне», самой известной львовской кофейне, подают до ста сортов кофе.

- Дякую вам, - поблагодарил я девушку, принесшую мне чай.

Платил Павлюк.

До побачення!

Сок белены

Считается, что Гоголя опоила приворотным зельем, изготовленным из ягод омелы, влюбленная в него крепостная. То ли ягоды были собраны не вовремя, то ли настой слабоват, то ли рецепт устарел, но великий русский писатель влюбился не в девицу, а в родную природу, и до смерти неустанно ее описывал.

Как тут не вспомнить «Гамлета»?

В мой уголок пробрался дядя

твой

С проклятым соком белены

во фляге

И влил вовнутрь моих ушей

настой…

Дарья Гусяк сидела двадцать пять лет. Ее посадили в 1950-м, после гибели Романа Шухевича, чьей связной она была. Ей было двадцать шесть лет.

- Звиняй, хлопче, што на мови ридной тильки можу размовляти… Я до восьмидесяти пяти своих рокив по-русски дюже добре говорила, та щас усе позабыла… Звиняй!

- Не беспокойтесь, я понимаю… За что вы боролись? За что провели всю молодость за решеткой?

- За Родину… Против немцив та большевикив…

Мы долго молчим. Бедная однокомнатная квартирка на окраине. Тишина. Одиночество.

И я не смог сказать этой старой и усталой женщине, что на сегодня НЕИЗВЕСТНО НИ ОДНОГО документа, подтверждающего борьбу УПА и ОУН против фашистов. А вот НАОБОРОТ – сколько угодно.

Из документа о встрече-переговорах члена и представителя ОУН-б (бандеровцы) оберштурмфюрером СС и криминал-комиссаром Львова Паппе.

24.03.1944 г. Совершенно секретно.

1. ОУН готова немедленно прекратить всякую деятельность, наносящую ущерб германским интересам и всякий террор против поляков.

2. ОУН (группа Бандеры) обязуется предоставить в распоряжении полиции безопасности все разведданные о большевизме, коммунизме и о польском движении сопротивления. Кроме того, ОУН готова сотрудничать с немцами во всех военных областях, которые окажутся необходимыми в борьбе против общего врага – большевизма.

- Мы все, девушки, носили с собой яд… Я не успела, а подруга моя – проглотила, – тихо говорит Гусяк. – Та ее откачали, ее парализовало, но в тюрьме вылечили…

- Нет! Нет! Нет! Не было жестокостей с нашей стороны! – слышу я голос Антоняка. – Это спецгруппы КГБ, это бывших партизан советских, знавших язык, местность и обычаи, закидывала госбезопасность после войны на Украину, это они зверствовали, вырезая хутора! Все чушь про колодцы, забитые трупами! То советские писаки все врали!

- Та може и було… С предателями как иначе? – говорит Гусяк. – Война… А с русскими я усегда дружила… И на воле, и у турьме…

- Где сидели?

- Та во Владимирском централе… А як за от ту Анджелу Дэвис начали уси заступаться, так ей наши и про меня письмо написали – она заступилась… Нас ить четыре дивчины усёго сидели. Уси по двадцать пять…

- Ни. Нэ хочу вспоминати, шо вони з нами робыли. Тильки одно помню – психотропно зелье кололи. Та которо языки развязыват… От та Оксана, што яд приняла, – от той не кололи. Што б не вмерла.

Затекла рука с микрофоном. Злым драконьим красным глазом светит диктофон.

- Любила… Да. Та его быстро вбили… Месяца через три…

- Як його звалы? – спрашиваю я.

- Павло.

Трава любви

- Да что вы! Да их, упертых, всего-то один процент! – будут уверять меня дипломаты и чины, говоря, что не стоит и встречаться с такими, как Антоняк.

Да. Вряд ли больше. Но я хорошо знаю одно – в Гражданскую в России тоже воевал всего один процент населения.

Знаю и другое: чтобы зажечь толпу, поворотить ее в нужную сторону, превратить в озверелое животное, послушное лишь чужой силе да злой, безжалостной воле, нужно не более пяти процентов провокаторов.

Таковы законы психики.

Таковы законы души.

И знаю, как быстро просыпается в человеке зверь, когда приходит кто-нибудь, с закатанными рукавами, ошалевший от крови, и говорит:

- Иди! Убей! Ограбь! Отвечаю я…

И тогда даже такая лощеная публика, как в довоенном Львове, превращается в толпу.

А из мезонинов и бельэтажей все звучали рояли, и королева играла в старом замке Шопена. И, внимая Шопену, застрелил ее паж.

Я не мог отделаться во время всей этой командировки, то в метель, то в оттепель, от странного чувства. Нет, не того, что все играют.

- Как? Как сказал Черчилль? – переспросил меня Шухевич. –«Политика – это нечистоплотное занятие для пожилых мужчин»? - И засмеялся…

От другого. Что все они, называемые западенцами, – дети. Дети, братья вместе с нами одной матери, но в детстве, во младенчестве потерянные и воспитанные мачехой, да в чужой семье.

Вот и обида на мать. Вот и требование, чтобы брат поклонился да назвал себя не старшим, а равным, а еще лучше – младшим. А пока того не будет – ну, звиняйте… Вже не обижайтесь. Пока вы не поклонитесь, нам милее Гитлер. Ну, не всем – не более чем одному проценту… Но они – люди дела. И за ними пойдет остальное молчаливое большинство.

- Да! Да! Так! – с жаром говорит Павлюк, в раже переходя на русский. – Нам оскорбительно звание «малороссы»! Если культура та государственность с Киива пошли, так вы и называйте себя «малыми»! А уж мы – будем себя «великими»! Ось так!

Ах, дети, дети… Как страшны ваши лета! Что толку объяснять Павлюку, что речь – о к о л и ч е с т в е… Не о качестве.

Кто услышит меня в галицийских полях? Только ветры, только злые ветры сыпят и сыпят мелкую и колкую крупу за шиворот пальто…

Десятки тысяч вырезанных поляков на Волыни в 1943 году. И здесь Антоняк не скажет, что это – пропаганда. Ибо целы документы, призывающие бандеровцев уничтожать ляхов как вековых врагов.

Из показаний «верховода» УПА Ю. Стельмащука от 28 февраля 1945 на допросе:

«В июне 1943 года руководитель северной группы УПА Клим Савур (Дмитрий Клячковский) передал мне устное указание центрального провода ОУН о поголовном и повсеместном физическом истреблении всего польского населения, проживающего на территории западных областей Украины. Выполняя эту директиву, я в августе 1943 г. с соединением ряда бандгрупп УПА вырезал более 15 тысяч польского населения в некоторых районах Волыни.

Мы сгоняли поголовно все население в одно место, окружали его и начинали резню. Рыли большие ямы, сбрасывали в них трупы и засыпали землей. Чтобы не оставалось следов, на могилах разжигали костры…»

Цитируется по книге: «Бандеризация Украины – главная угроза для России». М., 2008.

Представляю, как хохотал Кох. Рейхскомиссар Эрих Кох. Потому что всем им, приходящим сюда, нужны были только территории. Без людей. Своих полно. А тех, что оставим – в рабы. В илоты. В манкурты, что маршировали в СС.

65 процентов западных украинцев должно было быть выселено в Сибирь. Остальные – для обслуги и постепенного онемечивания.

Кто захочет поверить мне, что даже для бесноватого фюрера расовая теория была лишь фиговым листком, прикрывающим стыд экономических интересов?

Пространства. Война за ресурсы и пространства. А толпе нужно бросить идею. Чтобы проще бить стекла, выкидывать рояли и насиловать, и убивать.

- Пррропаганда! – прорычит Антоняк.

Что ж. Процитирую Гитлера:

«Поскольку Россией уже двадцать один год правит большевизм, война с родственным народом не является преступлением».

«Фелькишер беобахтер», 22 июня 1941 года.

- Нет никакого национализма среди верующих, среди православных, - тихо говорит мне Августин, архиепископ Львовский и Галицкий, - нет и не было никогда. А это разделение народа , единого народа – оно началось триста лет назад, с принятия униатства. Их вынудили, как бы оставаясь православными, принять католичество. И начали они молиться не на Восток, а на Запад. И впустили в души лукавство, и появилось это двоедушие. Тяжко, ох, как тяжко…

Тихо в канцелярии. Стукает в отдалении дверь, кого-то впуская, звякают замки.

- Примеров немало. Возьмите сербов и хорватов. Один славянский народ, один язык. И – какая ненависть… Так же разделили их религией. И одни воевали против Гитлера, а другие – за… Вот и весь секрет – старо, как мир. «Разделяй и властвуй», старое правило латинян…

Я вспомнил. Я вспомнил, как отдыхал в Хорватии и уже привык к тому, что регулярно по улочкам средневекового городка, где еще сохранился римский стадион, где так милы дома под красной черепицей и где так много музыкантов на брусчатке мостовых, – так вот, часто по этой брусчатке носились машины с флагами, и бесноватые люди орали из окон – то играла и выигрывала в то лето местная футбольная команда.

Но однажды я подумал, что началось светопреставление: они орали, бегали и стреляли, будто чуя неминуемый конец.

- В чем дело? – спросил я, поймав за фалды кого-то. И добавил: – Пан…

Он поворотил ко мне ликующее лицо с безумными глазами. Оказалось, местный профессор со славянской, но скрыто неприятной фамилией – типа Писюковский, думал-думал и наконец придумал.

- А-а-а! – заорал он, выскакивая на улицу. Надеюсь, застегнувшись… - А-а-а! – продолжал орать профессор. – Нашел! Раскопал! Мы – не славяне!

- А кто?! – хором спросила улица, приятно напрягаясь.

- Южные германцы!!! – ответил он.

И тут началось…

- Тебе не противно? – спросил я Инго, немецкого репортера, с кем мы регулярно накачивались в ближайшем баре по ночам.

Он поморщился и что-то пробормотал. Я с изумлением услышал русское «шлеп твою мать».

- Откуда ты это знаешь? – потрясенно спросил я. – Этого мы еще не проходили…

Надо признаться, что мату я учил его уже неделю, но вот эту идиому как-то пропустил.

- Да отец в Польше воевал, - неохотно ответил тот. – Я с младенчества помню, что он так – на маму. Да каждый день…

Украина после чумы. Украина перед выборами.

Украина между.

 

ІА "Вголос": НОВИНИ